Этой осенью он бы отпраздновал 107-ю годовщину. Шутил не раз, что договорился с богом: дожить до ста лет!.. Немного не дотянул, ушел « на беседу к Всевышнему» в 93. Это мой отец – Шевалье Исидор Иванович.  Родился он в 1911 году, как и полагается немцам Поволжья в Саратовской области, в селе Брабандеры. Родители отца, мои дед и бабка, Иоганн-Петер и Каролина-Барбара, были людьми правильными, нарожали десяток сыновей и дочерей, построили каменный дом в полтора этажа, держали большое подворье –  в общем, не бедствовали. Беда пришла в 1914 году, увы, из Германии – началась Первая Мировая война и моего деда призвали на войну, где он вскоре и сгинул – то ли в плен попал, то ли погиб…Недолго прожила и бабушка –  от тифа,  или от чумы умерла в самый разгар гражданской войны. В селе фамилию Шевалье носили десятка полтора семей. Поэтому детей разобрали по родственникам и соседям. С учебой не сложилось, удалось завершить только два класса церковно-приходской школы при местной кирхе. Впрочем, научили читать и писать – и то ладно. Остальному научила жизнь. Как говорил отец, в восемь лет он уже присматривал за деревенскими гусями, а чуть позже двинул на повышение: доверили «быкам хвосты крутить». В двадцать лет был призван на службу в РККА, точнее – на Тихоокеанский флот, где отпахал семь лет в береговом экипаже. А до этого пережил все мыслимые и не мыслимые кошмары – сиротское детство, голод, дикое одиночество вне родной  семьи без материнского тепла и ласки. Совсем мальчишкой видел из окна подвала, как под стеной кирхи белые рубили шашками пленных красноармейцев, а позже, у той же самой стены, комиссары расстреливали пленных офицеров.

На флоте пришла сытая, размеренная военным уставом жизнь. На корабли, в силу незнания русского языка, отца не взяли, отправили в интенданты: сначала в повара, а потом и в младший комсостав по той же части. Пел в военном хоре, успешно бегал кроссы по праздникам, научился ездить на велосипеде и получил права шофера. По тем временам такая ксива — сродни диплому нынешнего авиатора. Вот со всем этим богатством, прихватив еще и молоденькую буфетчицу Катю Букину, он и вернулся на родину, точнее — в Саратов. С правами шофера, да еще недавнего моряка, его быстро взяли на очень престижную по тем, да и нынешним временам работу – персональным водителем очень большого начальника местного значения. Водил американский джип с брезентовым верхом. В основном поездки были по ресторанам и другим злачным местам довоенного Саратова. Но платили хорошо, и молодожены мирились с таким режимом работы. К тому же шеф помог им с жильем, и у них вскоре появилась огромная комната в центре города. Словом, все шло как нельзя замечательно. И даже смерть первых двух младенцев не отняла у них оптимизма и веры в будущее. Они еще не знали, просто не могли знать или даже предположить, что с ними и со всей страной может случиться. Началась Великая Отечественная война, и отца, как и деда, призвали на защиту от врага – опять Германии. Только путь его был не на фронт, а в противоположную от войны сторону, в ссылку, в Трудовую армию. Ехали в товарных вагонах две или три недели, с маленькой дочкой на руках – Виолеттой. Ей еще и полугода не было. Не было тогда и спасительных памперсов, и много еще чего. Война. И мокрые штанишки отец сушил высунувшись в окно вагона-теплушки. Конечно, мама могла никуда не ехать из той прекрасной комнаты и война, как известно, туда не дошла. В органах ей предложили написать заявление о разводе, вернуть девичью фамилию и  остаться в Саратове. Дескать, все простим, забудем. А что прощать- то? В Атбасаре отца погрузили в автоколонну таких же репрессированных переселенцев и отправили в Балкашинский район Акмолинской области на лесозаготовки. Без средств, жилья, работы, с маленькой дочкой на руках и чемоданчиком нехитрого скарба Катя Букина выслушала немало слов в адрес «предателей, фашистов, врагов народа, пособников Гитлера …». Но были и другие люди. Они и  помогли и с жильем, и с работой. Мама даже умудрялась собирать продуктовые посылки для отца. И они, как ни странно, доходили точно по адресу. Однажды, по весне, за ударную работу на благо фронта, отец заработал кратковременный отпуск. От Балкашино до Атбасара не одна сотня километров, частью – лесом. Этот путь и сейчас не очень удобный. А тогда, весной сорок второго года, по сугробам и начавшемуся половодью  и вовсе был гибельным. Отец пошел пешком. По наитию, подсказкам жителей попутных деревень. Где-то удавалось проехать на подводе или санях, иногда в кузове грузовика. Два раза проваливался в каких-то протоках или ручьях, но дошел.

Через девять месяцев у меня появился старший брат — Юрка.

Это хоть и тяжелая, но романтика. Но была и не менее сложная правда жизни по законам военного времени. Отец  работал на лесовозе, сам грузил, сам разгружал бревна. Под хохот и подколки толстозадых вертухаев. Как-то с подсобного хозяйства лагеря пропала корова, и охранники в один голос заявили следователю: это Фриц стырил, фашист недобитый. Весь лагерь знал, что и как случилось. Однако все молчали: кто поверит словам лишенных всех прав переселенцев? Следак крутил перед лицом наганом, а отец отчаянно думал  о спасении. И придумал. Рассказал все как есть, назвал фамилии воров- охранников и даже тех, кому сдавали на убой скотину. Отцу поверили. Виновные вскоре исчезли из лагеря, пропажи прекратились.

Лес надо было вывозить по бездорожью до железнодорожной станции. Случись что – кроме паяльной лампы и монтировки под рукой ничего нет. Было дело: застрял отец по самую завязку в черноземе. Пришлось ночевать в лесу. Под утро появились «гости» — стая волков. Кстати, в войну их развелось особенно много – отстреливать некому, все мужики на фронте. Полдня отец просидел в деревянной кабине лесовоза с монтировкой и зажженной паяльной лампой в руках, пытаясь отпугнуть зверье. Волки терпеливо сидели на капоте и на крыше кабины, ожидая победного часа. Не дождались. Из лагеря на лошадях прибыла вооруженная карабинами охрана…

Войны начинаются и заканчиваются, а жизнь идет свои чередом. Когда родителям разрешили переехать в областной центр Акмолинск, всеми правдами и неправдами отец сумел купить полуразрушенную  самануху на улице Загородней, дом 5.Это в аккурат посредине между Пушкина и Октябрьской. Сейчас там пятиэтажка из силикатного кирпича, но клены наши и тополя на месте, дают людям прохладу. Отец много и старательно работал, с немецким упрямством пытался поправить дела и зажить по- человечески, хотя бы как до войны. Получалось все не так: семья разрасталась, пятеро детей, мама в домохозяйках – никакая двухсменная работа не могла обеспечить достойный уровень проживания. То дети подрастают, то какие-то запреты на подсобное хозяйство, то принудительная покупка гособлигаций всякий раз отбрасывали семью в бедность… Одно щедро сыпалось на голову отцу – почетные грамоты, ордена и медали за ударную работу. Иногда перепадали путевки в санатории или дом отдыха. Вокруг света без аварии – примерно так называлась заметка в местной газете о моем отце. Удивительно, но проработав много лет за рулем, исколесив Казахстан вдоль и поперек, он ни разу не разбил машину. А были это в основном автобусы – ЗИЛ, ЛАЗ, ЛИАЗ, ПАЗ, ИКАРУС – и всегда первые новые автомобили в автобазе получал мой отец! В 60 лет он оформил пенсию, но продолжал работать на маршруте N4, рядом с домом, возил горожан от вокзала до городка машинистов и обратно. Веселый, балагур, часто пел за рулем веселя пассажиров…Знали бы люди, что он пережил. Хотя в автобусах было много таких же, с похожими судьбами людей. Люди с другой судьбой ездили в другом транспорте.

Почти на сорок лет отец пережил маму, не сумевшую побороть раковую атаку. Сейчас в разных городах бывшего СССР  и в дальнем зарубежье живут его внуки и правнуки, носящие его фамилию: в Москве и Санкт-Петербурге, в Самаре и здесь, в Астане. Трое  его уже давно очень взрослых детей по — прежнему живут в Казахстане. Среди этих троих и ваш покорный слуга – православный немец с французской фамилией. Такие вот были времена, такие биографии.

ВАЛЕРИЙ ШЕВАЛЬЕ

АСТАНА